თვითონ რუსებიც კი ადარებენ ჰიტლერის აგრესიას სუდეტში:
Оторвать по-судетски
Сегодня, спустя 70 лет после заключения печально известного Мюнхенского соглашения, слова "Мюнхен" и "Судеты" вновь часто попадают на полосы газет. Это следствие того, что Россия "поднимается с колен" - так же, как это делала Германия во второй половине 1930-х годов.
В сентябре 1938 года Гитлер откровенным шантажом вынудил очень не хотевших воевать лидеров Англии и Франции согласиться на передачу Германии Судетской области Чехословакии, населенной преимущественно немцами. В обмен он пообещал, что это будет последнее территориальное требование Германии в Европе, и гарантировал целостность оставшейся части Чехословакии. Но цена этим гарантиям оказалась невелика. Всего полгода спустя, в марте 39-го, немцы оккупировали Чехословакию за один день.
Германия полностью направляла действия Судетско-немецкой партии Конрада Генлейна, пользовавшейся поддержкой подавляющего большинства 3,5 млн судетских немцев (гитлеровское государство считало их, как и прочих немцев, живущих за пределами Германии, гражданами Рейха). 22 мая 1938 года генлейновцы организовали путч, попытавшись превратить муниципальные выборы в плебисцит о присоединении Судет к Рейху. К тому времени чехословацкое правительство приняло ряд мер по обеспечению представительства судетских немцев в Национальном собрании, органах местного самоуправления, а также по развитию образования на немецком языке, но уступки только раззадорили сепаратистов. Для подавления путча Прага ввела в Судеты войска. Вскоре между партией Генлейна и чехословацким правительством при посредничестве Англии начались переговоры. 5 сентября президент Эдуард Бенеш согласился на автономию Судет, но в составе Чехословакии.
12 сентября, выступая на партсъезде в Нюрнберге, Гитлер прямо угрожал Праге: "Не для того Всемогущий создал семь миллионов чехов, чтобы они угнетали три с половиной миллиона судетских немцев", - и предупредил, что за спиной "истерзанных" судетских немцев "стоит вооруженная германская нация". Это выступление спровоцировало восстание судетских немцев, и чехословацкое правительство вынуждено было ввести военное положение. В ответ Генлейн предъявил ультиматум, требуя вывода чехословацких войск, отмены военного положения и передачи полицейских функций местным немецким органам. Гитлер пригрозил британскому послу в Берлине Гендерсону, что в случае отклонения ультиматума Генлейна вспыхнет война.
Вскоре Германия также предъявила чехам ультиматум с требованием уйти из Судет до 2 часов дня 28 сентября под угрозой открытия военных действий. Гитлер в связи с этим заявил: "Я предложил Бенешу свои условия, и ему остается только выполнять их, тем более что он их уже принял. Мир или война - теперь это зависит только от него. Он должен принять наши условия, дать немцам свободу, или мы возьмем ее сами. Я буду первым в строю немецких солдат".
29 сентября по предложению Муссолини в Мюнхене начались переговоры по урегулированию Судетского кризиса. Чехословацкую делегацию пригласили лишь для принятия выработанных великими державами условий. Мюнхенская декларация была подписана Чемберленом, Даладье, Муссолини и Гитлером в пять утра 30 сентября, а на следующий день немецкие войска без сопротивления заняли Судеты. Впоследствии судетский поход был назван "цветочной войной", поскольку в солдат вермахта летели не пули и снаряды, а букеты цветов, которыми судетские немцы приветствовали своих освободителей. Не напоминает ли это восторженную встречу российских войск осетинами и абхазами?
Выступая 5 октября 1938 года в берлинском "Спортпаласте" по случаю присоединения Судет к Рейху, Гитлер говорил: "Мы были свидетелями величайшего поворотного пункта в истории. Мы должны в этот момент вспомнить себя такими, какими мы были двадцать лет назад, когда в положении, казавшемся безнадежным, сохраняли веру в Германию и никогда не отказывались от своего германского духа, от права жить как немцы... Мы все живем под лозунгом: "Никто в мире не поможет нам, если мы не поможем себе"... Я только что побывал в освобожденных районах, и две вещи произвели на меня наиболее сильное впечатление. Я часто видел ликование, радость и энтузиазм, но здесь я в первый раз видел сотни тысяч людей со слезами радости на глазах. И в то же время я видел ужасающие бедствия. Когда в Англии Дафф Купер или г-н Иден утверждают, что в отношении чехов была допущена несправедливость, то эти люди должны своими глазами увидеть, что в действительности произошло там. Как можно так извратить правду! Я видел здесь целые деревни, страдающие от недоедания, целые города, превращенные в руины. Мои соотечественники, вам предстоит выполнить долг чести!.. Позднее историки покажут, что в 1938 году Германия начала свое возвращение в статус уважаемых великих наций".
Говоря о конфликте с Грузией по поводу Южной Осетии, президент России Дмитрий Медведев использовал очень похожую риторику (здесь и далее цитаты взяты с соответствующего раздела президентского сайта): "Мы просто хотим, чтобы нас уважали, уважали наше государство, уважали наш народ, наши ценности... Сейчас в Южной Осетии гибнут мирные люди, женщины, дети, старики, и большинство из них – это граждане Российской Федерации. В соответствии с Конституцией и федеральным законодательством как Президент Российской Федерации я обязан защищать жизнь и достоинство российских граждан, где бы они ни находились".
9 августа российский президент утверждал, что в Южной Осетии "наша задача сейчас – помочь в преодолении последствий этой гуманитарной катастрофы". А на следующий день премьер Путин докладывал (или давал указания) Медведеву в связи со своей поездкой в Южную Осетию: "Должен честно сказать, очень тяжелые чувства. Во-первых, люди оказались в непростой жизненной ситуации. Это в основном женщины, люди пожилого возраста, дети. Насмотрелись они трагедий немало, сейчас им непросто. Но что обращает на себя особое внимание – то, что они рассказывали, эти эпизоды, о которых они рассказали мне, это уже выходит далеко за рамки понимания ведения боевых действий. На мой взгляд, это уже элементы какого-то геноцида против осетинского народа. И я думаю, будет правильно, Дмитрий Анатольевич, если Вы дадите указание военной прокуратуре документировать проявления подобного рода, тем более что основное население Южной Осетии – это граждане Российской Федерации. И то, что я сегодня услышал от беженцев, – это, конечно, явные преступления против гражданского, мирного населения... жилому фонду Цхинвала, приграничных населенных пунктов, мягко говоря, нанесен ущерб: там практически все уничтожено".
Бросается в глаза, как премьер указывает президенту, что тот должен делать (и тот безропотно соглашается). А впечатления у Путина почти те же, что были у Гитлера при посещении Судет, где, кстати сказать, серьезных разрушений не было, поскольку боевые действия практически не велись. Не отстает от премьера и президент, говоривший главе Следственного комитета Александру Бастрыкину: "Те данные, которые мы получаем, свидетельствуют о том, что были совершены тягчайшие преступления: людей убивали, жгли, давили танками, резали горла".
Не забыл Дмитрий Анатольевич в преддверии 70-летнего юбилея помянуть и Мюнхенское соглашение: "Россия исторически является гарантом безопасности народов Кавказа. Это наша миссия и наш долг. Мы никогда не были и не будем в этом регионе пассивными наблюдателями. Я заявлял в отношении грузинского руководства, которое развязало агрессивные действия, что мы применяем тактику принуждения к миру в соответствии с Уставом Организации Объединенных Наций. Считаем такую тактику абсолютно эффективной и единственно возможной. И напомню, что в истории было очень немало примеров умиротворения агрессора. Кстати, этим занимались и западные страны 70 лет назад. Вы знаете, какой трагедией это закончилось, я имею в виду прежде всего уроки Мюнхенского договора 38-го года. Все, что в наших силах, мы сделаем, Россия своих соотечественников в беде не оставит и, естественно, будет добиваться нормализации ситуации".
Вероятно, президент России не сообразил, что вольно или невольно уподобил свои действия действиям Гитлера во времена Судетского кризиса. И фактически он признал, что аннексия Южной Осетии и Абхазии произошла еще задолго до 8 августа. Обращаясь к военнослужащим, награжденным за бои в Южной Осетии, Медведев сказал, что Россия "впервые за последние годы встала на защиту интересов своих граждан, подвергшихся нападению извне". Получается, что Южная Осетия в момент начала боевых действий уже не рассматривалась Россией как часть территории Грузии.
А еще наш президент договорился до того, что "практически нет примеров в истории, когда Российское государство, советское государство, новейшее современное Российское государство открывало первым военные действия". Между тем одному только советскому государству можно вспомнить бесспорные акты агрессии: советско-финскую войну 1939-1940 годов, вторжение в Венгрию в 1956-м и в Афганистан в 1979-м.
Приехавшему же мирить Россию и Грузию президенту Франции Дмитрий Анатольевич фамильярно заявил: "Николя, ты поступил правильно, что приехал. Я вчера тебе сказал по телефону, что только тот, кто занимает активную позицию, достигает успеха". Гитлер в Судетском кризисе, как мы видели, тоже занимал "активную позицию". Только выигрыш и для него, и для судетских немцев оказался уж больно кратковременным. Для последних в итоге дело кончилось настоящей трагедией (после войны все немцы были насильственно выселены из Судетской области в Германию). Но еще большей трагедией оказалось то, что проводившаяся руководством Англии и Франции политика уступок агрессору, кульминацией которой стал Мюнхен, облегчила развязывание Второй мировой войны (хотя и Сталин тут сыграл ничуть не меньшую роль). Остается надеяться, что сегодня Европа не повторит ошибок 70-летней давности.
Борис Соколов
30.09.2008 11:00
http://www.grani.ru/Politics/Russia/m.142039.html«ПУТИН КАПУТ», ИЛИ ГЛАМУРНЫЙ ОФИС СС
30 СЕНТЯБРЯ 2008 г. МИХАИЛ ДЕЛЯГИН
Я только что посмотрел чудесный фильм, и не надо кидать в меня камнями.
«День выборов», «День радио», теперь вот «Гитлер капут». Наше кино начинает смеяться: мы привыкаем быть свободными.
В неподходящем месте, в неподходящее время — но когда и на кого благодать снисходила уместно?
Серьезно: о праве на смех
Анекдоты про Штирлица стали частью российской культуры, в начале 90-х из них попытались даже (и не без успеха) слепить серию фарсовых романов, — и вот теперь мы дожили до их экранизации (переслоенной отсылками к бесчисленному множеству знаковых штампов современной культуры от «Ну погоди» до блокбастеров Голливуда).
Да, смех разрушает штампы и уважение в том числе, но в этом фильме, как в анекдотах, смех настолько всеобъемлющ, настолько тотален и карнавален, что перестает быть оскорбительным.
Можно, конечно, политкорректно заявлять, что в нем, как и в анекдотах, высмеиваются не герои и жертвы, но навороченные вокруг них штампы… Эта отмазка годилась для времени парткомов: дело не в штампах.
Пепел той войны всегда будет стучать в сердце нашего народа. При всей брезгливости к «путинюгенду» — именно он (тогда еще звавшийся «сосущие вместе», если память не изменяет) 22 июня 2001 года восстановил традицию возлагать венки к памятникам павшим, и за это ему большое спасибо. (Хочется помыть рот с мылом после этих слов — но не сказать их нельзя, потому что никто другой не восстановил эту традицию: это придумали их кураторы, и сделали они, это правда, и большое… им за это спасибо.)
«Гитлер капут», как и анекдоты о Штирлице, смеется не над пеплом войны — он смеется над жизнью как таковой, и это извиняет его и извиняет нас, смеющихся вместе с ним.
Война — непреходящая боль, трагедия навсегда; я знаю русские семьи, где до сих пор не говорят о ней и не смотрят военные фильмы, потому что это слишком близко, хотя сменилось уже два поколения. Но в той части, в которой война не боль и трагедия, а просто часть культуры — над ней можно смеяться.
Да, постучав по дереву и сплюнув через плечо, потому что — для тех, кто забыл — последняя война кончилась полтора месяца назад, и мы уже очень долго, и очень надолго, «живем в предвоенное время. Предразлучное. Предпоходное».
И, смеясь над войной, мы смеемся над смертью — а значит, и освобождаемся, хотя бы частично, от страха перед ней и из-под ее власти.
«Вот как-то так», — сказал герой «Дня радио» в соответствующих обстоятельствах.
«Мир уцелел, потому что смеялся», — должно было быть написано на рекламе этого фильма или, по крайней мере, на обороте рекламного щита, вместо традиционной российской рецензии в виде отглагольного существительного из трех букв.
И — еще раз: формально посвященный войне, он смеется не над ней.
«Над собой смеетесь»: реквием «гламурному капитализму»
Прежде всего — над безумием офисной жизни. Прямые отсылки к уже сложившемуся офисному фольклору уступают только прямым отсылкам к атрибутам рейха. Грубая фактура офиса крупной самовлюбленной компании буквально прет изо всех щелей; мой сосед по зрительному залу при виде Гитлера истерически ржал над этой фигурой, в которой увидел совладельца своей компании, где он работает клерком средней руки.
Но мысль глубже: фильм убойно высмеивает «гламур как победившую идеологию». Весьма красноречива здесь сколько-то там секундная роль Ксюши Собчак, сыгравшей Еву Браун: в этом, гламурном, рейхе она не менее органична, чем в «рейхе» нашем. (Возможно, она сыграла свою сокровенную мечту: в этом случае ей можно завидовать.)
Когда-то в романе, а затем в фильме про Штирлица под видом рейха высмеивалась, скопированная, советская система.
Мы знаем, что у них было много общего.
Мы знаем, что Третий рейх — при всех своих пороках и «недостатках», как изящно выражаются китайцы — гламурен не был.
Но, перенеся в него наш современный гламур, создатели фильма насмерть высмеяли новый «совок» вместе с его строителями. «Гламурный рейх», показанный в фильме, светское прожигание жизни рядом с горами трупов и бомбежками (ну да, во время чеченских войн они были разделены чуть большим расстоянием), «гламурно-силовой капитализм» — это уже не фарс. Это воплощение самой глубокой, самой истовой мечты новых «хозяев России», желающих в обличии Штирлица по-хозяйски войти в закрытый ночной клуб с моделями и вызвать всеобщий вопль восторга.
Они ведь вправду живут ради этого — и потому под словами «Гитлер капут» на афишах до дрожи отчетливо проступает «Путин капут».
И потому Мюллер до ужаса, почти фотографически, напоминает одного из ближайших партнеров Путина.
И потому фильм вышел на экраны именно 18 сентября — в тот самый день, когда не более 24 часов отделяло пресловутую путинскую стабильность от массового панического штурма банков вкладчиками, когда глобальный финансовый кризис круче любого нацбола жирно и коряво написал «мене, текел, фарес» на декорациях «гламурного капитализма».
Никто этого не хотел: так вышло.
Такова правда жизни.
«Ну а мы вместе с ним посмеемся и вместе поплачем»
И в этом нелепом и фееричном бурлеске, сценарий которого писался как будто за одну пьянку (и вышел, тем не менее, не хуже иных «шедёвров» Голливуда), — прорезало вдруг сердце несколько совершенно не комедийных, а искренних, щемящих нот.
В первый раз я ощутил что-то «не то», что-то лишнее для просто безбашенного студенческого капустника, когда увидел выражение средствами кино ощущений после хорошего секса. Извините за топорный слог: мы в этом отношении народ викторианский (можете читать «дикий») — ну не знаю я, как это еще сказать. Да, очень приблизительное выражение — но после Шагала такого выражения видеть и ощущать не приходилось.
Подпольщик — да, умора, но отнюдь не просто пародия на бесчисленных киношных персонажей. Я знал лично двоих таких умных служилых дядек, все про все и всех понимавших, черт-те что прошедших, с выгоревшей навсегда способностью к инициативе, но незаменимых советчиков: они были фотографически, хотя и по-разному похожи на этого комедийного персонажа.
Третий раз смех обернулся трагедией, когда Шура Осечкин пришел получать подпись Бормана. Все бы смешно, если бы приходилось видеть поменьше одиноко стареющих на службе несчастных мужчин. И тут же — другая сторона: адъютант (понятно, что не только и не столько), которого только что, глаза в глаза, даже не скрываясь, бросил и предал его хозяин ради залетного смазливого хлыща.
И любовь.
Да, абсолютно нелепая и феерично убогая — как нелепы и убоги все эти чувства, если смотреть на них с высоты прожитых лет и трагедий.
Ромео и Джульетта — два малолетних идиота, дебилы-пэтэушники… так что восьмидесятилетние мудрецы до последнего вздоха вспоминают себя такими же дебилами и надеются еще хоть раз уподобиться им.
Да, смешно, нелепо, убого — завидно. Потому что любовь — это любовь, даже в фарсе.
Для профессиональных аналитиков
Ни один человек, работавший на государство (и не только наше), не мог не надеться, что фильм закончится раньше возвращения «добрых парубков» на Родину.
Потому что боялся неизбежной приторной лжи торжественного возвращения.
Ложь в этом случае была неизбежна.
Ибо почти всякий, работавший самостоятельно, через некоторое время начинает воспринимать возвращение как возвращение в рабство. И здесь нет принципиальной разницы между тюрьмой и любой другой жестко централизованной структурой, пусть это даже «любимая Родина», где вы должны подчиняться не чужому, а «своему» идиотизму — который, в отличие от идиотизма врага, не имеет права на существование.
Враг ведь имеет право быть идиотом, а ваша Родина нет. И когда она наглядно и на вашей собственной жизни доказывает вам обратное — это-то и есть трагедия «вернувшегося с холода», неважно, к нам, в Штаты, в Израиль — хоть на Науру. Это судьба всех возвращающихся, потому что бюрократии в принципе схожи везде, и на фоне возвращения под ее власть после внутренней свободы, пусть даже «окопов Сталинграда», остальное — Колыма или D.C. — имеет не такое уж и принципиальное значение.
Вряд ли создатели фильма про это думали, и вряд ли они даже это знали в отличие от Юлиана Семенова, спасшего нас отправкой Штирлица обратно в ад, — но бог любит дураков и пьяных, и кривая их вывезла.
У них хватило художественного инстинкта показать, что Родина встречает разведчиков плохо. Не только наша и не только во время войны: любая — и всегда. Это специфика профессии и специфика жанра.
Да, они использовали готовый штамп. Да, они вряд ли знали, что это так, даже если разведчиков не ставят к стенке по возвращении, даже если их награждают, дарят почестями и приглашают консультировать госдеп (или преподавать в Краснознаменном институте, или как он там теперь называется), — но они все же показали: разведчиков встречают плохо.
И у них хватило инстинкта показать единственный выход: в частную жизнь. Как Филби.
Не на ту или другую сторону фронта, и даже не в сельскую пастораль, — а через нее и дальше, дальше (знаем мы эти пасторали), и можно без чемодана долларов, потому что не найдем, так заработаем, была бы любимая женщина и небо над головой, а там, глядишь, даже и поумнеть когда-нибудь к старости удастся, когда это уже не будет так сильно мешать, и начать походить на человека без грима.
И при всем том — уморительно.
И для тех, кто уже забыл, — еще раз, последнее: не надо, вот не надо ля-ля про оскорбленную историческую память, это не «Груз 200» Балабанова и не «Штрафбат», в котором поп ведет солдат в атаку непосредственно в рясе и с крестом через брюхо.
Это не про войну вчера: это про нас сегодня.
…Я буду смотреть этот фильм часто.
Автор - директор Института проблем глобализации, д.э.н.
http://www.ej.ru/?a=note&id=8443 
რუსებმა შვედეთის საგარეო საქმეთა მინისტრი, კარლ ბილდი პერსონა ნონ-გრანტად გამოაცხადეს
