2 ноября 2011 года 09:23 | Виктор Савенков Текст Фото Видео
Бжезинский поможет Путину определиться с кем быть
Человек, которого называют «авианосной группой в костюме», призвал Москву в союзники. Зачем?
Збигнев Бжезинский для современного мира фигура знаковая. В эпоху Холодной войны он был советником по национальной безопасности у президента США Джеймса Картера, при котором начался последний виток «Холодной войны». При Клинтоне, развязавшем агрессию против Сербии, он был самым авторитетным советником по вопросам внешней политики и являлся автором концепции расширения НАТО на Восток, которая тогда же и начала воплощаться, и воплощается по сей день. Сегодня, при Бараке Обаме, Бжезинский вновь на посту «теневого кардинала», чья позиция открыто отражает главные направления внешней политики сильнейшей державы мира и систему взглядов ее лидеров. По меткому выражению юриста и публициста Романа Носикова, «Человек этот настолько сроднился со своим ремеслом, что иногда даже и не знаешь - то ли перед тобой старый поляк, то ли вся мировая закулиса тебе сейчас улыбается. Не человек, а авианосная группа в костюме».
Тем интереснее его публичные заявления в отношении нашей страны, особенно если учесть, что они всегда потрясали своей «неприличной» откровенностью. Последнее такое откровение прозвучало в речи Бжезинского, произнесенной им 14 октября 2011 года во французской Нормандии во время вручения ему премии имени Алексиса де Токвиля, присуждаемой «за достижения в гуманизме и приверженности гражданским свободам». Отечественные СМИ незаслуженно обошли ее вниманием, поэтому «Свободная пресса» приводит перевод наиболее интересных высказываний (с английским оригиналом текста можно ознакомиться здесь) и беседует с ведущими российскими экспертами в вопросах геополитики:
«Стиглиц (нобелевский лауреат по экономике 2001 года – прим. «СП») заметил, что поступки каждого мотивированы эгоизмом в узком смысле слова, но ударение Токвиля на «правильно понятом» эгоизме привело его к выводу, что ранние американцы уникальным образом также заботились и об эгоизме остальных. Другими словами, они инстинктивно понимали, что достижение общего благосостояния по сути является базовым условием для чьего-то отдельного личного процветания». Вскоре мы вернемся к этой фразе и поймем ее значение в устах Бжезинского.
«Несмотря на демократию, США превращаются в страну зловещих социальных контрастов между небольшой долей супер-богатых и увеличивающимся числом неимущих. В Америке сегодня богатейшему 1% семей принадлежит 35% всего национального благосостояния, в то время как нижним 90% принадлежит около 25%. Возможно, предметом еще большей озабоченности должен стать факт, что большинство нынешних конгрессменов и сенаторов и большинство высших чиновников из исполнительной власти также принадлежат к категории очень богатых граждан, - так называемый верхний один процент.
В то же время, несмотря на то, что Америка все еще обладает уникальной супер-властью, ей все труднее справляться со все более ускоряющимися глобальными изменениями, которые выходят из под контроля и на социально-экономическом, и на геополитическом уровнях. В социально-экономическом отношении мир становится единым игровым полем, на котором доминируют 3 динамичных факта: глобализация, «интернетизация», дерегуляция».
«Запад находится в состоянии своего заката из-за недостатка воли к единству, в то время как Восток поднимается, но также сталкивается с опасностью эгоистичного соревнования и потенциальных конфликтов между основными государствами».
«Эффективная глобальная политическая кооперация может возникнуть только из широкого консенсуса, который должен быть стимулирован, как на региональной, так и, в конечном счете, на глобальной основах. Для Америки, которая является и Атлантической, и Тихоокеанской силой, это означает, на мой взгляд, не меньше чем обновленную и амбициозную попытку придать значение понятию Атлантического сообщества – вовлекая в него в краткосрочной перспективе Америку и Евросоюз, и в долгосрочной – постепенно также и Россию и Турцию».
А теперь главное:
«Сегодня уже очевидно, что судьба России больше не заключается в том, чтобы контролировать «половину мира». Скорее, она в том, чтобы найти способ, как выжить в условиях внутренней стагнации и депопуляции внутри контекста поднимающегося Востока и богатого (хотя и растерянного) Запада. Вот почему западная политика подбадривания Украины к тесным связям с ЕС является естественной предпосылкой к такому же стимулированию России к окончательному единению и сотрудничеству с Западом. Этого может не произойти при президенте Путине, но внутренние предпосылки для демократической эволюции в России растут и, на мой взгляд, в конечном счете одержат верх. Русские сегодня более открыты миру, чем когда-либо раньше».
Круг замкнулся. Помните, казалось бы, невинную фразу о том, что Токвиль сделал правильный вывод: «ранние американцы» инстинктивно понимали, что достижение общего благосостояния является базовым условием для их личного процветания? Теперь эта пафосная отсылка к философу, чье имя носит врученная ему премия, наполняется новым смыслом: в переводе с бжезинского на русский получаем: Россия не должна в личных целях распоряжаться своими ресурсами и своей землей ради собственного развития и повышения своего статуса в мире. Она может развиваться, но только при условии достижения «общего благосостояния», т.е. соблюдения интересов всего западного мира, и, прежде всего США, а иначе… «авианосная группа в костюме».
Если резюмировать:
1) В изначальном состоянии «ранние американцы» были добры и «разумно эгоистичны». Свою личную выгоду они всегда ставили в зависимость от общего благосостояния, что привело, в конечном счете, к процветанию Америки и к тому, что она стала самой могущественной державой мира.
2) «Поздние американцы» оказались уже не столь нравственно развиты в отличие от своих добропорядочных предков, поэтому сегодня треть всего богатства США сосредоточена в руках лишь 1% ее населения, в то время как четверть принадлежит 90%. Оставшимся 9% принадлежат «скромные» 40% благосостояния Америки.
3) Хоть у США есть 11 ударных авианосных групп и ряд мощных невоенных рычагов давления на своих «партнеров», современные процессы интернетизации общества, его дерегуляции и глобализации значительно обесценивают возможности США по решению своих внутренних проблем.
4) Путь к их решению состоит в том, чтобы весь мир осознал необходимость самопожертвования во имя Запада. В самом деле, должны же мы понимать, что достижение благосостояния всего мира, по сути, является базовым условием для процветания отдельного государства. Прежде всех остальных, это должна понимать Россия, которая должна забыть пустые мечты о контроле над половиной мира.
Прокомментировать высказывания Бжезинского о нашей стране корреспондент «СП» попросил директора Международного института политической экспертизы Евгения Минченко:
– Линия понятна. На Западе все излагают свою картину мира примерно в одном русле: или Россия станет сателлитом западного мира, а если говорить точнее – США, или ее ждут серьезные испытания и внешнее давление. Тут ничего особенно нового нет.
«СП»: – Можно ли понимать фразу, что «внутренние предпосылки для демократии в России растут и, в конечном счете, перевесят», как некую угрозу, что если наша страна не пойдет в сторону Запада по доброй воле, то нам устроят аналог Арабской весны?
– Да, нам об этом прямым текстом уже сказал Маккейн. Как говорится, что у Бжезинского на уме, то у Маккейна на языке.
«СП»: – На ваш взгляд позиция Бжезинского, что Россия должна быть разделена на несколько независимых государств, продолжает существовать в западном истеблишменте или уже изменилась?
– Принципиально не то, пилить или не пилить Россию, принципиально то, является ли она в той или иной форме сателлитом Запада или нет. Если является, то можно и не пилить: пусть будет целой – ничего страшного. Для них главное, чтобы наша страна оказалась в фарватере внешней политики Соединенных Штатов.
«СП»: – Взгляды, высказанные Бжезинским в Нормандии, в целом соответствуют мейнстримной позиции США?
– В целом – да. Ситуация очень простая: есть всего одна задача – удержание лидерства США в мире. За счет этого необходимо играть на противоречиях, создавать ситуативные коалиции, эшелонированные союзы. Этим американцы и занимаются. Если брать механизмы так называемой «мягкой силы», они опережают практически всех. То, как они цинично, тупо, но достаточно эффективно сейчас действуют на Ближнем Востоке, в очередной раз показывает – мастерство не пропьешь.
С такой позицией не согласен политолог Дмитрий Орешкин:
– Бжезинский – человек, и по стилю мышления, и по возрасту оперирующий масштабами поколений, а не конкретных персонажей. Путин и Обама – преходящи, а Россия и США – на века. Я согласен с его взглядом, что в долгосрочной перспективе у России другой альтернативы нет. Если она и ее население хотят жить по европейским стандартам, то рано или поздно в этом направлении движение и пойдет. Тут логика очень простая: Советский Союз почти все имевшиеся у него ресурсы использовал на распространение своей военной и идеологической мощи на максимальной площади земного шара. В результате страна была бедной и сильно милитаризованной. Сейчас население привыкло, что его уровень жизни должен повышаться. В Советском Союзе такого не было: мы были бедными и гордились тем, что мы такие большие и сильные. Сейчас выбор простой: количество ресурсов ограниченно – куда их инвестировать?
На уровне риторики мы еще в Советском Союзе и аплодируем, когда нам говорят о возможном присоединении Южной Осетии, о распространении политического влияния на Среднюю Азию, об отпоре НАТО и т.д. На уровне практической жизни наши граждане хотят все большего комфорта и отправляют своих детей учиться в Европу и Соединенные Штаты. Они и сами хотят жить по западным стандартам: руководитель Счетной Палаты Сергей Степашин весной сообщил, что за три года страну покинул 1 млн 250 тысяч наших граждан. Так что все просто: либо мы доводим уровень жизни и ее качество до европейского, либо будет происходить дальнейший отток культурной рабочей силы в этом направлении. Если мы идем по первому пути, так или иначе это будет называться вестернизацией и европеизацией, и я думаю, что это действительно будет процесс, растянутый минимум лет на 25. И это означает отход от пафосной патриотической риторики к решению реальных проблем. На самом деле перед нами стоит не выбор, двигаться или нет в сторону Европы, а выбор: двигаться как единое целое, как куски территории, или в индивидуальном порядке?
Военно-стратегический взгляд на вопрос высказывает президент Академии геополитических проблем генерал-полковник Леонид Ивашов:
– Господин Бжезинский сколько находится в политике столько и мечтает о том, чтобы Россия ослабла, дестабилизировалась и распалась – об этом он неоднократно заявлял. Для того чтобы это произошло, в одной из своих книг он написал, что важнейшим направлением американской политики должен стать отрыв Украины и Белоруссии от России с тем, чтобы она из евразийской державы перешла в статус азиатской. Поэтому битва за Украину для них очень важна. Оторвав ее от нашей страны, они действительно сужают ее геополитическую важность. Более того, они все время пытаются перевести Украину в статус Грузии, т.е. страны, которая будет не только не дружественной, но и враждебной по отношению к России. Поэтому они и делают все возможно, а господин Бжезинский своими словами указывает направление американской политической стратегии.
Этот политический тяжеловес ненавидит Россию и все русское, но он плохо читает историю, потому что российский народ далеко не рабский, что он демонстрировал многократно: выстоял и перед татаро-монгольским нашествием, и перед крестовыми походами, и спас Европу от Наполеона. Пусть Бжезинский прочтет прусского короля Фридриха II, когда тот в 1813 году, находясь на Воробьевых горах, поставил свое окружение, сыновей и сам стал на колени и сказал: «Молитесь, это спасительница наша». Просто русский народ очень терпелив и к своей власти, и к внешнему давлению, а то, что сейчас происходит, опровергает слова Бжезинского: пролиберальные и проамериканские силы никакой поддержкой не пользуются, поэтому здесь он лукавит и хочет выдать желаемое за действительное. Вот 4 декабря и посмотрим, каков будет результат у праволиберальных партий.
«СП»: – Если сценарий, который описывает для нашей страны Бжезинский, все же будет реализован, какая роль будет отведена России в новом мире?
– Прежде всего, он мечтает о том, чтобы столкнуть Россию с Китаем, т.к. он сегодня главный экономический и геополитический конкурент США. Проведя операцию в Ливии, они сильно ударили по китайским интересам. Китайцы пришли в Африку и начали работать именно через него. Сейчас США пытаются разбалансировать весь Ближний Восток и ввести его в состояние войны, чтобы Китай не смог отсюда получать нефть для своей экономики. Если это случится, то элементарно с целью своего выживания и поддержания социального положения своего населения Китай будет давить на Россию.
«СП»: – Как вы сказали, Бжезинский – известный русофоб. Если он выступает категорически против Путина, не значит ли это, что нам надо быть ЗА Путина, хотя бы исходя из принципа «Враг моего врага…»?
– Честно говоря, в этом плане Бжезинский оказывает нам услугу. Путин и его окружение тоже начинает с осторожностью смотреть на Запад и примерять на себя судьбу североафриканских лидеров. Поэтому он начинает думать о России, начинает искать свое место здесь и строить сильное государство. Но Путин стесняется стать общенациональным лидером, он боится возвращаться к советским ценностям, ценностям всех коренных народов – он не умеет или не хочет предложить России мощную независимую стратегию развития, но Бжезинский поможет ему определиться, с кем ему быть – с Россией или Западом.
Известные высказывания Збигнева Бжезинского
«Если русские будут настолько глупы, что попробуют восстановить свою империю, они нарвутся на такие конфликты, что Чечня и Афганистан покажутся им пикником».
«О чём я должен сожалеть? Эта тайная операция (поддержка исламских фундаменталистов в Афганистане) была замечательной идеей. В результате русские попались в афганскую ловушку, а вы хотите, чтоб я об этом сожалел? Что важнее для мировой истории? Талибан или крах Советской империи?»
«Россия может быть либо империей, либо демократией, но не тем и другим одновременно… Без Украины Россия перестает быть империей, с Украиной же, подкупленной, а затем и подчиненной, Россия автоматически превращается в империю».
Zbigniew Brzezinski Receives Jury du Prix Tocqueville PrizeBy Zbigniew K. Brzezinski
Oct 14, 2011
Below is a speech by Dr. Zbigniew Brzezinski delivered Friday, October 14, 2011 in Normandy, France upon receipt of the de Tocqueville Prize prize bestowed upon him by M. Valéry Giscard d’Estaing, President of du Jury du Prix Tocqueville. Previous prize winners include Raymond Aron (1979); David Riesman (1980); Sir Karl Popper (1984); Octavo Paz (1989); Francois Furet (1991); and Daniel Bell (1999).
--------------------------------------------------------------------------------
I feel truly honored to be here in Normandy to receive the prize named after the pioneering thinker from this beautiful region of France. Alexis de Tocqueville understood earlier and interpreted better than anyone the uniqueness of the American experiment – in its social, political and cultural dimensions. In 1831, his voyage to America was to a captivating but remote world – an undertaking more risky and less predictable than today’s explorations of outer-space – and his judgments are to this day remarkably prescient and incisive. To understand America, one still has to read and absorb de Tocqueville.
I am also deeply gratified by the presence here of President Giscard d’Estaing, who nominated me for the de Tocqueville Prize. President Giscard is a remarkable leader with a long-range vision for Europe no less ambitious in its scope than de Tocqueville’s evocative predictions for America. Europe today badly needs a compelling concept for tomorrow if it is to avoid a dangerous repetition of its recent past. Mr. President, I admire you especially for daring to provide it.
Finally, as an American of Polish origin, I have a special fondness for France – and especially for its enduring romance with historical grandeur, for its transcending political ideas, and for its alluring appreciation of the manifold dimensions of the truly good life.
I was struck on rereading recently de Tocqueville’s work how well he understood – 175 years ago – the essence and the distinctiveness of America’s emerging power, both as a novel social experiment and as a sovereign state. And also, alas, how well he anticipated the potential vulnerabilities of that historically unique country, which was taking shape as de Tocqueville journeyed throughout America’s vast and open spaces and pondered about its future.
Joseph Stiglitz, the Nobel Prize winning economist, recently drew attention to the fact that Alexis de Tocqueville correctly perceived the major source of the peculiar genius of American society: its respect for what the French observer called “self-interest properly understood.” Stiglitz noted that everyone is motivated by self-interest in its narrow sense, but that de Tocqueville’s emphasis on self-interest “properly understood” was his recognition that early Americans uniquely also cared for everyone else’s self-interest. In other words, they instinctively understood that respect for the common welfare is in fact the precondition for one’s own ultimate well-being.
The foregoing observation is especially relevant to our understanding of the challenge facing contemporary America. Though a democracy, it is becoming a country of socially ominous extremes between the few super rich and the increasingly many who are deprived. In America today the top 1% of the richest families own around 35% of the entire nation’s wealth, while the bottom 90% own around 25%. It should be a source of perhaps even greater concern that the majority of all currently serving Congressmen and Senators, and similarly most of the top officials in the executive branch, fall in the category of the very rich, the so-called top 1%.
At the same time, though still a unique super-power, America finds it difficult to cope with the consequences of the increasingly accelerating global changes that are spinning out of control, both on the socio-economic and on the geopolitical levels. Socio-economically, the world is becoming a single playing-field in which 3 dynamic realities increasingly prevail: globalization, “internetization”, and deregulation.
Today instant financial transactions involving billions of dollars occur literally in seconds; often essentially speculative in character and unrelated to either technological innovation or new forms of employment, they create instant wealth on an unprecedented scale for only a few. Investments and employment opportunities abroad, guided largely by opportunistic self-interest, now transcend national interests.
Politically, that very same world – despite the seeming concentration of global power in the hands of the very few states with enormous economic and military capacity -- is witnessing the dispersal of power. The West is declining because it lacks the will to unite, while the East is rising but also facing the danger of selfish rivalry and potential conflicts among its principal states. Neither existing national governments nor rudimentary regional arrangements are capable of providing effective discipline, not to mention asserting control, over the autonomous financial-economic universe so recently shaped by globalization, “internetization”, and deregulation.
The foregoing crisis of global power is further complicated by the appearance of the sudden phenomenon of mass political awakening. Most recently in the Arab world, the now universal reality of political awakening is the cumulative product of an interactive and interdependent world connected by instant visual communications and of a demographic youth bulge composed of the easy to mobilize and politically restless university students and the socially deprived unemployed present in the less advanced societies. Both groups resent the richer portions of humanity and the privileged corruption of their rulers. That resentment of authority and privilege is unleashing populist passions with explosive potential for unleashing large-scale international turmoil.
America’s ability to respond to this volatile world is complicated by another socio-political feature of the America that de Tocqueville presciently noted and of which he warned: public ignorance. When discussing the influence of the majority in America he wrote, “I know of no country where there is generally less independence of thought and real freedom of debate than in America.” That despotism of ignorance, which de Tocqueville said “leaves the body alone and goes straight to the spirit”, has the unfortunate effect of quite often diminishing the quality of political leadership in America. Again he wrote, “Some vexing effects are evident in the American national character. I think that the presence of the small number of remarkable men upon the political scene has to be due to the ever-increasing despotism of the American majority.”
Today, such “despotism” is manifested in the public’s ignorance of the world around it and in that public’s reluctance to demand and accept short-term and fairly distributed social sacrifice in exchange for long-term renewal. That same ignorance – or, more accurately, indifference – handicaps America’s capacity to deal with the external world, and specifically with the dilemmas to which I have referred.
The political remedies that are necessary for America to overcome its current domestic troubles are obstructed by yet another shortcoming that in 1835 de Tocqueville could describe only in general terms: namely, political gridlock and hyper-partisanship. Our political parties of today seem deserving of the criticism leveled by de Tocqueville against what he then called “small parties.” He wrote, “their character is imbued with a selfishness which obviously colors each of their actions…their language is violent, but their progress is timid and over-cautious. The means they employ are despicable …..” This current political stalemate must be overcome in order for America again to look outward with its customary historical confidence.
But such national confidence requires a broader strategic vision and a sense of historical purpose pointed towards an eventually global acceptance of the principle of “self-interest properly understood”. I do feel strongly that unchecked financial speculation has both economic and social consequences that urgently require wider and stricter national and international political supervision. Effective global political cooperation can only emerge out of a broader consensus – one that must be promoted both on a regional, and eventually, on a global basis.
For America, which is both an Atlantic and a Pacific power, that means – in my view – nothing less than a renewed and ambitious effort to give meaning to the notion of an Atlantic community – involving in the short-run both America and the EU – and in the long-run gradually also both Russia and Turkey. That America and Europe need each other is obvious – and that they share the same political values is especially important at a time when the world is suddenly politically awakened and seeking its own self-definition. Alas, only too often that search is focused on self-interest selfishly understood.
Hence a more ambitious strategic vision should not be limited only to America and Europe. In my soon forthcoming book, I argue that in the longer-run – in the course of the next 2 or 3 decades – it should be possible to engage Russia as well. Note what de Tocqueville wrote in 1835, when concluding Part I of his “Democracy in America”: “Today, two great nations of the earth seem to be advancing toward the same destination from different starting points: the Russians and the Anglo-Americans…All other nations appear to have reached almost the upper limits of their natural development and have nothing left to do except preserve what they have, whereas these two nations are growing.”
To be sure, he did note correctly the dramatic contrasts between America and Russia: Americans, with “freedom as their main mode of action”, would use their belief in the principle of self-interest and their common sense to occupy and civilize their vast continent, overcoming natural obstacles to build a strong American democracy. The Russians, with “slavish obedience” as their main mode of action, would employ the “soldier’s sword” at the command of “a single man” to conquer civilization. And he warned that while “the point of departure is different, their paths are diverse but each of them seems destined by some secret providential design to hold in their hands the fate of half the world at some date in the future.”
It is now clear that Russia’s destiny is no longer the exercise of control over “half of the world.” Rather it is how its can survive its internal stagnation and depopulation within the context of a rising East and a richer (even if perplexed) West. And that is why a western policy that encourages Ukraine’s closer ties with the EU is the essential precursor to as well as stimulus for Russia’s eventual closer engagement with the West. That may not happen under a President Putin, but the internal preconditions for democratic evolution in Russia are growing and, in my view, will eventually preponderate. Russians are more open to the world now than ever before.
The same strategic goal of a revitalized and larger West should also apply to Turkey. It is most desirable for three key reasons that Turkey should see its future as part of the West. First, Turkey’s internal democratization and spreading modernization is evidence that neither democratization nor modernization are incompatible with Islam. Second, Turkey’s commitment to peaceful cooperation with its Middle Eastern neighbors is consistent with the security interests of the West in that region. Third, a Turkey that is increasingly western, secular, and yet also Islamic could undermine the appeal of Islamic extremism and enhance regional stability in Central Asia not only to its own benefit but also to that of Europe and Russia. Additionally, a democratic, secular yet Islamic Turkey can be most influential in encouraging the Arab states towards stable democracy.
While of less immediate consequence for Europe, America’s longer-term role in the rising new East can be equally important – both in avoiding conflict and in engaging China and Japan in more active global roles. US policy in the new East must not be confined solely to a China-centric concentration on the otherwise mutually beneficial special partnership with Beijing; it must also encourage a genuine reconciliation between Japan – a democracy and America’s principal Pacific Ocean ally – and China, as well as seek to mitigate the growing rivalry between China and India. Only through a balanced approach and abstinence from mainland Asian conflicts can the US promote lasting stability in Asia and assist Asia’s own quest for social and political modernity.
Let me conclude by noting that the global role that I feel America should play ultimately depends on the capacity of its society to live up to the expectations that de Tocqueville so brilliantly and insightfully expressed 175 years ago. Like him, I too believe in the powerfully redeeming potential of America’s democracy. And I have especially in mind the universal relevance to the now politically awakened world of America’s early embrace of the revolutionary concept of “self-interest properly understood”.
Topics
Defense and Security, International Security
* * *
реклама
Главная › Новости
Нефть на грани срыва
02.11.2011 Финансовый Диалог
Вчера, 1 ноября, все кому не лень кляли греческого премьера Папандреу за его решение вынести рассчитанную на период до 2020 года программу бюджетной экономии на всенародный референдум, констатирует аналитик «Инвесткафе» Сергей Глушков.
Европейские чиновники недоумевали, как же мог коварный грек, не посоветовавшись с ними, начать опасную игру, ставка в которой чуть ли не судьба мировой экономики. Греческая оппозиция обвиняла премьера в предательстве европейских ценностей, а соратники по партии уговаривали уйти в отставку.
Тем временем евро обновлял двухнедельные минимумы против доллара, а фондовые индексы углублялись в «красную зону». На фоне всеобщей паники, когда главной темой снова стала Греция, а отчеты по активности производственного сектора, представленные двумя ведущими экономиками мира США и Китаем, оказались на периферии инвесторского внимания.
Но, как ни важен новый поворот греческой эпопеи, забывать об индикаторах производственного сектора главных потребителей черного золота не стоит, ведь именно промышленность вносит основной вклад в мировой спрос на нефть.
«Оба индикатора разочаровали. Совсем недавно рынки радовались по поводу опубликованного HSBC предварительного индекса PMI китайского производственного сектора. Напомню, согласно данным HSBC, в октябре индекс впервые за четыре месяца оказался выше отметки 50, отделяющей рост от снижения. Что ж, вчера мы увидели окончательное значение октябрьского индекса. Оно оказалось чуть ниже предварительного 51,1, но, в общем, вполне приличным — 51 против 49,9 месяцем ранее», комментирует аналитик.
Другое дело опубликованный вчера же официальный индекс, рассчитываемый Китайской федерацией логистики. Эта версия октябрьского PMI производственного сектора КНР отнюдь не вселила оптимизма. Индекс ослаб от 51,2 до 50,4, то есть достиг минимальной с февраля 2009 года отметки, существенно не дотянув до прогнозного уровня 51,8. Индекс показал, что ориентированная на экспорт экономика Поднебесной столкнулась с существенным падением спроса на свою продукцию, и в четвертом квартале эта ситуация, скорее всего, лишь обострится.
Замедляется и американский производственный сектор. Его индекс активности ISM, как стало известно вчера, в октябре снизился до 50,8 против 51,6 в сентябре, в то время как консенсус-прогноз опрошенных Bloomberg аналитиков предсказывал рост показателя до 52,0.
После всех этих негативных новостей приходится только удивляться устойчивости сырьевых активов. На FORTS ближайший фьючерс завершил вечернюю сессию на отметке $108,5 за баррель, за сутки потеряв лишь $1,15, а декабрьский контракт на золото даже вырос на $4,2 — до $1729,70 за тройскую унцию. Однако вряд ли сырье сможет долго сопротивляться тотальному натиску «медведей»…
· 
Мелочь, но приятно LX
