ვაჰ ვაჰ
ბარაქა...
რა ყდებია
ამიერკავკასიის ნაკრებს რა ფორმა სცმია
ძაან მაგარია!
ზეიმის საყვირი მყინვარის ფონზე, თან რო გაშიშვლებულან
* * *
ევგენი ლოვჩევი ყვება მურთაზ ხურცილავას "ცოდვებზე"
ნუ იასნია იმ პონტში რო ყველა გრუზინი სპეკულიანტი და ჩალიჩა იყო
У нашего грузина было два прозвища. Мурзик и Хурци. В принципе они равноправны.
Вне поля звали по-приятельски, ласково – Мурзик, на поле как-то приросло второе прозвище – Хурци. Не знаю, почему так. Но Муртаз никогда не обижался.
Муртаз, с одной стороны, был типичным грузином – очень открытым, веселым и дружелюбным, с другой – несколько отличался от продукта советской системы, мог взбрыкнуть.
…1970 год, чемпионат мира в Мексике. Сборной объявлено, что премиальные за турнир команда получит лишь в том случае, если будет превзойден результат прошлого ЧМ. А результат-то был ого-го какой – четвертое место!
Не сказать, что мы пригорюнились. Нет, были уверены, что это по силам. А премиальные какие были? По 100 долларов за каждую победу на турнире. В итоге мы не сумели превзойти результат команды 1966 года и получили только суточные – 138 долларов.
Но параллельно, как и у многих советских граждан, был приработок. У сборной не было, как сейчас принято говорить, официального экипировщика. Дела делались так – приезжали гонцы от различных фирм, которые и предлагали подписать договор на то, чтобы мы играли в форме с их опознавательными знаками. Лейблами, пардон.
Так вот, уже на ЧМ к нам приехал гонец из «Пумы» – югослав Драган. Он-то и предложил царские условия. Мы должны играть в его форме и получать премиальные в зависимости от результата. За игры в группе – 200 долларов за победу каждому, за победу в четвертьфинале – 400, за полуфинал – 800, за финал – 1600. Если все сложить, получалось более трех (!) тысяч долларов. Мы, если бы такое случилось, чувствовали бы себя похлеще, чем современные миллиардеры. Оставалось только заработать эти деньги…
В контрактах, правда, было записано – играть в одной форме и бутсах должны все без исключения футболисты. В принципе это логичное условие, все с ним согласились. Исключение только одно – сумма гонорара понижалась на 50 процентов, если хотя бы один игрок вышел на поле в обуви другой фирмы…
Так, кстати, было у всех сборных. Помню лишь одно исключение из правил – только Пеле имел индивидуальный контракт.
…И вот мы вышли в четвертьфинал, соперник – сборная Уругвая. Я не играл, смотрел матч на трибуне рядом с те самым Драганом.
А в те времена порядок выхода команд на поле несколько отличался от теперешнего. Футболисты выходили на разминку, разогревались, потом дожидались судей и затем уже сразу начинали играть. После разминки никто в раздевалку не ходил.
Выходит сборная на разминку, начинает тренироваться – нет Хурцилавы, хотя он в составе. Пять, десять минут… Видим – сборная начинает нервничать. Где Мурзик-то?
— Женя, где Муртаз? – спрашивает нервничающий Драган.
Хурци выбежал из раздевалки за несколько минут перед игрой.
— Да вот же он! – поворачиваюсь к югославу, который что-то учуял.
— Что он делает, Женя?!
Поворачиваюсь к Драгану – а у того глаза по советскому пятаку.
Хурци вышел из раздевалки в бутсах «Адидас». Оказывается, это уже выяснилось потом, ему за один матч пообещали 800 долларов.
Но после игры деньги никто не считал – Уругваю мы уступили, пропустив нелепый гол в самом конце дополнительного времени.
Не до денег было. Но осадок остался.
…1972 год, конец сезона. «Спартак» играет в Голландии с «Гаагой», командой Дика Адвоката, об этой истории я уже рассказывал в предыдущих «Дневниках» (подборку смотрите на сайте SOVSPORT.RU). Параллельно с нами играет «Динамо» (Тбилиси), только с «Твенте». Мы прошли в следующий круг еврокубков, тбилисцы – нет.
Обратно летели одним рейсом. Сели в «Шереметьево», ждем багаж. Вдруг объявляют – «Спартак» проходит по зеленому коридору, без досмотра, «Динамо» начинают шмонать. В принципе для таможенников не было секрета в том, что футболисты покупают в Москве валюту у фарцовщиков, а из-за границы привозят шмотки и мохер. Но в нашей стране любят только победителей, а тбилисцы проиграли. В 75-м «Спартак» вот так же уступил «Милану», и на обратном пути нас тоже начали проверять.
Подходит Муртаз:
— Женя, слушай, спроси своих, никто не хочет заработать?
— Сколько?
— Тысячу рублей.
Это по тем временам были баснословные деньги.
— А что надо делать? – спрашиваю.
— Сумку у Петриашвили надо вынести.
Петриашвили – игрок тбилисского «Динамо». И можно было только догадываться, что в той сумке было, если за ее вынос давали тысячу.
— Муртаз, сейчас ребят спрошу. Но я сам не понесу.
Никто заработать не захотел – все понимали, что, если поймают, то хана. Больше за границу не выпустят.
Выходим, нас даже не проверяют. Первым, кого мы увидели на стоянке у аэропорта – Петриашвили! С сумкой! Грузины – лучшие переговорщики на свете.
Муртаз, хоть и прошло больше уж больше 30 лет, меня до сих пор мучает вопрос — что было в той сумке?
Муртаз закончил играть в сборной году в 73–74-м, а доигрывал, сколько помню, в кутаисском «Торпедо».
И вот в 76-м те сборники, которые не играли за киевское «Динамо» в еврокубках, но которым для подготовки к Евро-76 нужна была практика, поехали на прощальный матч Муртаза в Тбилиси. Первый тайм он провел за сборную СССР, второй – за тбилисское «Динамо». И капитанскую повязку, переходя из сборной в «Динамо», он отдал мне.
Это большой повод для гордости.
Буквально через пару лет Шестернев, завершив карьеру, ушел из сборной, и капитанская повязка перешла к Муртазу.
1972 год, Олимпиада в ФРГ. График очень напряженный – игры буквально через день. Тренируемся – играем, тренируемся – играем. Учитывая, что многие из олимпийской команды до этого сыграли еще и на Евро-72 (и дошли там до финала!), да и в целом советские футболисты особенно семей не видели, ситуация была непростой. Требовалось как-то снимать напряжение.
В Мюнхене, где проходили Игры, были великолепные восстановительные центры, а там – сауны. Они непростые, а смешанные – в парной оказывались и мужчины, и женщины. Для нас, советских граждан, это было в диковинку.
Я чуток задержался, пришел в сауну минут на пять позже Муртаза.
Разделся до плавок, вдруг влетает Хурци:
— Женя, дарагой, в сауне голий баба!
— Где?
— Пойдем покажу!
Заходим в душ, стоит голая женщина и какой-то мужик водой из шланга ее поливает.
— Пошли отсюда, — говорю.
— Женя, ты что, я никуда не пойду. Тут такое…
Дальше мы идем в парилку. И в этот момент туда входят, как мы потом выяснили, три финские легкоатлетки.
Мы – замерли. Какой уж тут пар…
В этот момент в двери сауны открывается окошечко – какой-то темнокожий друг решил посмотреть, есть ли люди в парной.
Открывается и, знаете, так быстро, будто ошпарили человека, закрывается. Мы понимаем, что негр тоже удивлен видом «голий баба». Вскоре окошечко открылось – и больше не закрывалось. Наш темнокожий друг был впечатлен открывшимся ему видом.
А финкам – хоть бы что. Ржут!
В этот вечер мы парились долго. И в прямом, и в переносном смысле.
1972 год. Олимпиада в Мюнхене. Игроки сборной СССР на творческом вечере актера Савелия Крамарова, который в составе группы поддержки олимпийской команды Советского Союза приехал в ФРГ.
И вот Крамаров вышел на сцену и начал рассказывать.
Он выступает, мы смеемся (помните его знаменитое из «Неуловимых…»: «И мертвые с косами стоят!»). В первом ряду сидит грустный Хурци.
– Муртаз, ты меня не помнишь? – спрашивает Савелий.
Муртаз молчит. Краснеет, силится что-то вспомнить.
— Ну, как же, Муртаз? Мы с тобой в «Арагви» месяц назад так хорошо киряли...
С заднего ряда встают тренеры – Александр Пономарев и Герман Зонин – и говорят:
— Савелий, а вот с этого места, пожалуйста, поподробнее.
This post has been edited by guriaaa on 6 Feb 2012, 23:26 
· 
ძველებური მუღამები II, ალიოშა დევდარიანის მიკვლეული არქივი 
