წაგეხმარები

Уроки грузинского
Андрей Некрасов (в блоге Свободное место) 05.10.2012
РЕКЛАМА
Набиуллина на всю страну показала Собчак, где её место
Первый канал вывели на чистую воду. Видео
Путин стал самым главным злодеем в мире
Direct/ADVERT Дать объявление
История с выборами в Грузии гораздо сложнее, чем кажется, а главное, отражает реалии гораздо более масштабные и сложные, чем просто регионально-политические.
Либералы-неоконсерваторы и в России, и в Грузии, и на Западе вешали на Иванишвили всевозможных собак, обвиняя его в порочащих связях - от кремлевских до криминальных. Самое яркое обвинение сформулировала Юлия Латынина: мол, оппозиция сделала то, чего не доделала российская армия в 2008 году.
Я был в Грузии и во время войны, и во время предвыборной кампании; люди знают мои "Уроки русского", высказывания в интервью и новый короткий фильм, показанный накануне выборов. И они хотят убедиться, что я понял их выбор. А в Тбилиси по улицам ходят (и пользуются общественным транспортом, как и я) только сторонники "Грузинской мечты". И вот что я считаю необходимым сказать в России.
Президент Саакашвили сделал тему российской угрозы основной в своей кампании, но она была второстепенной для грузинского избирателя, даже для большинства сторонников Саакашвили. Эти последние состояли в основном их двух групп. Одни – люди, интегрированные в систему Саакашвили и от нее зависящие, другие – жители регионов, судящие о действительности за пределами своего села по телеканалам, контролируемым правительством. Принцип мечты – грузинской, по аналогии с американской, – был на самом деле ключевым как раз для этой уходящей власти: жизнь большинства крайне тяжела (в стране больше половины безработных), но осуществляемый Саакашвили проект "Грузия" - это шанс для каждого.
И вот большинству грузинских граждан надоело мечтать в духе Саакашвили. И картина была бы простая – глупый народ, мол, клюнул на другую мечту, с душком советской ностальгии и постсоветских миллиардов, - если бы...
Если бы не то, что мешало мне спать несколько ночей и заставило меня дать несколько интервью оппозиционному каналу TV9, и показать там короткий фильм вечером 30 сентября.
Людей с оппозиционными настроениями я встречал в Грузии на протяжении многих лет. Среди уличных случайных собеседников попадались те, кто хвалил Путина, но большинство знакомых "оппозиционеров" были типичными интеллигентами, аргументированно критикующими свою власть. При этом я ни разу не слышал той осторожно позитивной оценки путинского строя, что частенько проскальзывает в высказываниях знакомых из западноевропейских стран.
В 2008-2009 годах, когда я делал "Уроки русского", мне было трудно сосредоточиться на информации свидетельствующей якобы о диктаторских качествах Саакашвили и связанных с ним темных историях. Я общался с ним и его семьёй, он сам показывал мне, как буквально на глазах Батуми превращается в нечто вроде Лас-Вегаса. И я был возмущен поездкой Нино Бурджанадзе на поклон к Путину: после такой войны она выглядела чистейшим предательством. Гибель полицейских, сбитых, по всей видимости, кем-то из ее кортежа на демонстрации оппозиции в мае 2011-го, и побег ее мужа в (или через) Южную Осетию поставили для меня на этом "лидере оппозиции" символическую точку.
Затем на сцену вышел Бидзина Иванишвили. Сейчас я говорю не о нем, но здесь необходимо упомянуть две вещи: именно Иванишвили по принципиальным соображениям инициировал успешную PR-атаку на коммунистов перед выборами 2006 года (которые я не считаю свободными и справедливыми); он никогда не встречался с Путиным, а в самом начале 2000-х одним из первых предупреждал других крупных предпринимателей об опасности заигрывания с новой российской властью.
Я не буду пытаться воспроизвести список претензий оппозиции к Саакашвили – он очень длинный. Я долго смотрел на него через призму своей "прогрузинской" позиции в продолжавшейся российско-грузинской конфронтации. Переломный момент настал в разговорах с грузинскими коллегами, с которыми я сдружился во время войны. Уж слишком убедительно и при этом без предвзятости рассказывали они о жестко авторитарном режиме, который построил президент. Эти мои друзья не были активистами оппозиции. Они работали в государственных учреждениях и просто описывали примеры той полной нетерпимости к критике, которая был присуща Саакашвили и его системе. Людям угрожали, людей шантажировали, увольняли за сочувствие оппозиции. Расцвело доносительство. Цензура и самоцензура господствовали на телевидении.
Затем грянул скандал с видеозаписями избиений в тюрьме. В попытке понять человека, которого я в 2009-м публично называл другом, я про себя хвалил Саакашвили за искренность, которая послышалась мне в его признании: вся пенитенциарная система, которую он строил, провалилась. Признал ведь – хотя за такой провал он не может не нести ответственности.
Но с точки зрения большинства грузин все было намного хуже.
Записи избиений произвели такое впечатление на грузинское общество потому, что люди увидели в них логический результат политики Саакашвили. Жесткая борьба с "криминалом" заканчивалась издевательствами над беззащитными людьми. Успешная борьба с низовой коррупцией сопровождалась неспособностью и нежеланием создать систему сдержек и противовесов, независимого правосудия и следствия. А это привело к тому, что в верхних эшелонах общества коррупция очень даже имела место. И к тяжким преступлениям, в которых, возможно, была замешана власть.
Ия Метревели, руководитель фонда "Комаги", помогающего жертвам современных политических репрессий в Грузии, в интервью со мной назвала режим Саакашвили фашистским. Меня передернуло, и я подумал, что вырежу это слово в монтаже: уж слишком часто им бросаются в полемике с неуместной легкостью. Но затем, увидев глубокие шрамы от избиений у бывших заключенных и вспомнив, что полиция застрелила ни в чем не повинного единственного сына Метревели, я оставил в фильме эту фразу. Добавив от себя: "Фашизм – очень тяжелое обвинение. Я не могу под ним подписаться; но меня не избивали в тюрьме до полусмерти, и у меня не убили единственного сына..."
Неоспоримым мне кажется то, что Саакашвили и его команда не устояли перед извечным соблазном "цель оправдывает средства". Эта проблематика важна нам, россиянам, далеко не только потому, что нам небезразлична судьба Грузии. В политическом дискурсе нашей либеральной оппозиции слишком часто логика "цель оправдывает средства" накрывает попытку объективного, честного взгляда на вещи. Эта логика, разумеется, была и есть у левых, у националистов и путинистов – но либералы при этом претендуют на моральную чистоту. А ее нет. Гуманизм и правдивость подменяются верностью идеологии либерализма, которая хотя и подписывается под гуманистическими ценностями, всегда предпочтет им неписаную партийную дисциплину либеральной касты.
Пример? "Те, кто говорил, что Саакашвили – авторитарный лидер и фашист, - подонки, которые так и не извинились, и не извинятся, разумеется, поскольку подонки не извиняются - как диктаторы не проигрывают выборов". Так сказал Шендерович. Подонки – это мать убитого полицией юноши, все многочисленные подопечные ее фонда с жуткими историями измывательств со стороны властей и, собственно большинство грузинского народа, которое другой либеральный блогер "Эха" просто и прямо назвал постсовковым быдлом.
"Диктаторы не проигрывают выборов". Это верно в принципе, но это чистая демагогия в приложении к грузинской ситуации. Те, кто хвалит демократизм Саакашвили в связи с прошедшими выборами, слишком привыкли к российской действительности и не знают грузинской. У Саакашвили не было никаких шансов фальсифицировать выборы. Признать поражение было несравненно выгодней, чем рисковать быть пойманным на фальсификации. Последнее сделало бы его политическим трупом, а в нынешней ситуации он будет грозить "Грузинской мечте", пользуясь всеми демократическими правами оппозиции, которые он сам не очень-то уважал. И будет, вероятно, мечтать вернуться во власть, как Черчилль или Берлускони.
Высокомерие либерального клуба очень часто сопровождается кое-как замаскированным невежеством. "Левизна" европейской интеллигенции – это синоним образования и информированности; чем более образован и информирован человек, тем критичней он настроен по отношению к власти, которая по определению склонна к злоупотреблениям. На это можно ответить, что слишком много критики слева приводит к западногерманскому и итальянскому левацкому терроризму, не говоря о Ленине и т.д.
Этот спор вечен, ибо в самой логике заложено диалектическое противоречие. Но осознание этого и тем более элитарная или партийная предвзятость не должны делать нас циниками, мешать нам оставаться людьми. У которых, как известно, есть не только политические и профессиональные амбиции, но и чувства - солидарности, сопереживания, сострадания.